История — удивительная наука. Ничто в ней не становится постулатом сразу, не обретает черты законченности. Много лет спустя мы вновь обращаемся к уже забытым, казалось бы, временам и именам, приобретаем новые знания, даем событиям и людям оценки гораздо более полные и объективные, чем были прежде.
Дважды на страницах районной газеты (в1998 и 2024 годах) к памятным дням освобождения района от немецко-фашистских захватчиков публиковалось фото из фондов музея Пружанского сельхозтехникума, на котором командующий Первым Белорусским фронтом генерал армии Константин Рокоссовский беседует с бойцами. Подпись гласит, что фото, в свое время полученное пружанским педагогом и краеведом Михаилом Аркадьевичем Шульманом из личного архива К.К. Рокоссовского, могло быть сделано 14-16 июля 1944 года в окрестностях Ружан, где Советская армия вела наступательные бои. Это предположение, но бесспорно, что в эти дни на хуторах недалеко от Ружан действительно располагался штаб командующего и при нем военная типография. Косвенным свидетельством этому является топографическая карта Ружан и их окрестностей с грифом «для служебного пользования», сохранившаяся у местных хуторян. А еще воспоминания живших там людей.
хуторов в то время здесь было немало. В околицах Могилевцев, в лесу, вдали от людей и больших дорог располагались Сосенки, Розалин, Либерполь, Янино (Янин). Когда-то они принадлежали помещикам Быховцам, а в списке землевладельцев Гродненской губернии за 1890 год уже назывались владельцы Казимир, а затем Альбин Дзеконские.
Либерполь.
Великая Отечественная война для хуторян началась с битвы в небе: люди увидели краснозвездный самолет, который вел неравную схватку с врагами. Когда он загорелся, летчик попытался приземлиться на парашюте, но был расстрелян гитлеровцами. Самолет упал в болото (сейчас на месте падения самолета-разведчика СБ-2 314, ОРАП установлен памятный знак). Расстрелянного пилота хоронили хуторянки Анна Гурда и Мария Шпак. Имя его остается неизвестным.
Началась жизнь в постоянном страхе. Немцы забрали у хуторян скот, реквизировали продукты, теплую одежду. Да если бы только эти потери.
Матвей Викентьевич Саболевич в 1910 году был призван в царскую армию, участвовал в Первой мировой войне, награжден двумя Георгиевскими крестами. После 1917 года со своим полком перешел на сторону Красной армии. Потом вернулся на родину. В 1940 году был избран депутатом Могилевецкого сельского Совета. Во время войны поддерживал связь с группами красноармейцев, которые были в окружении. В партизанский отряд ушли его старшие сыновья. Гитлеровцы расстреляли Матвея Викентьевича 1 июля 1942 года. Были расстреляны также хуторяне Илья Кислый, Борис Иванченко, Петр Иванович Стасюкевич.
В декабре 1943 года за связь с партизанами расстреляны Александр Александрович Деркач, Татьяна Федоровна и Федор Иосифович Павлюковичи, Станислав Брониславович Сенктас, Иван Степанович Семуха, Аксинья Романовна, Лукьян Максимович, Иван Лукьянович и Мария Ивановна Шпаки.
Сосенки.
Хутор располагался за небольшим аэродромом, который после войны использовался для самолетов сельхозавиации.
Вот что вспоминала Зоя Михайловна Теслюк (Зенькович): «Я родилась на хуторе Сосенки, где было семь домов. Наша семья переехала сюда в 1936 году, купив землю у помещика Дзеконского. В период присоединения в 1939 году к БССР хутор относился к Лысковской гмине Волковысского повета Белостокского воеводства. Мои мать и отец – Юлия и Михаил Теслюки в 1942 году по доносу Шатковского были арестованы за связь с партизанами. Несколько дней находились в Лысковской жандармерии, подвергались пыткам. Во время пыток мать родила мертвого ребенка и умерла сама, она похоронена на кладбище в Борисиках. После освобождения самых младших детей из нашей семьи по распоряжению Рокоссовского отправили в детский дом: меня – 1940 г. р., братьев Казимира, Станислава и Генриха».
Розалин.
Первая весть об освобождении пришла сюда от солдата, который примчался верхом на коне с криком: «Свобода!» Как рассказывала Франтишка Ивановна Стасюкевич, затем он поскакал в сторону Либерполя. И только через несколько часов послышались выстрелы со стороны дороги, идущей из Ружан в Могилевцы: шла Красная армия, фашисты отступали.
«В скором времени в нашем доме расположилась типография. Работали молодые женщины, одна из которых была постарше по званию и по возрасту. Сюда на мотоциклах приезжали корре-спонденты, сдавали материалы для набора и разъезжались с газетами. В это время еще очень хорошо были слышны взрывы снарядов, стрельба.
Через некоторе время типография уехала дальше на запад, а перед ее отъездом в дом зашел человек, которого мы уже раньше видели. У нас в сарае стояли скрутки бумаги: белой, красной, синей. По его указанию солдат отрезал мне большие куски белой и красной бумаги. А другой солдат по указанию генерала, который знал, что моего мужа расстреляли немцы и осталось пятеро детей, привел мне коня. Сколько было радости! Этот конь оказался выносливым трудягой, потом его отдали в колхоз».
Янино.
По рассказам Ядвиги Кубко, Елизаветы Завадич, Анны Карпук, в Янино стоял штаб – в доме Ломановского, который удрал с немцами, поэтому дом был пустой. В Янино стекались сведения о положении на всех участках фронта. Отсюда передавали распоряжения в части и подразделения.
Победу хуторяне встретили с радостью и постепенно стали возвращаться к мирной жизни. Создавались колхозы «Пламя коммуны», «Искра», совхоз «Труд». Когда в Зеленевичах была создана МТС (машинно-тракторная станция), трактористками стали три девушки, две из которых — хуторянки.
Из письма Елизаветы Завадич с хутора Янино: «После войны годы были очень тяжелые, мне приходилось самой пахать и косить. Хотя был мне всего 17-й год, но отец и мать были старенькие, а братья в Красной армии. В 1948-49 годах стали организовывать колхозы, я записалась первая, а потом ушла учиться в Зеленевичскую МТС на трактористку. Как-то некрасиво было, что девчонка трактористка, все считали, что не женское дело, но я не боялась ничего. У меня цель была выучиться, и я не стеснялась… Но потом судьба повернула по-другому, работаю на Московской музфабрике 34 года, до сих пор люблю мужскую работу, награждена правительственной наградой «Знак почета».
Взрослые работали, дети учились. Но в 1960-е годы нарушился ритм жизни хуторов, началось принудительное переселение жителей в деревни. По-разному воспринимали его: одни переезжали охотно, радовались новой жизни, другие находили множество причин, чтобы остаться жить на прежнем месте. Понятно, что людям, привыкшим к свободе, простору, своей местности, было трудно расставаться с хуторским укладом, своей малой родиной. Помню, как восьмиклассники Могилевецкой школы со своим классным руководителем Зоей Васильевной Мокрицей встречались с последней жительницей хутора Розалин Антониной Васильевной Чайковской. Запали в душу слова ее сына Валентина Владимировича, врача-кардиолога одной из минских больниц: «Тянется всегда сердце к родному дому. Приезжаю сюда и радуюсь. Здесь я выздоравливаю, здесь ведет меня память по прожитой жизни».
Действительно, хуторов уже нет, но живой частицей прошлого могут остаться старые названия, которые напомнят о них, о людях, которые тут жили. Давайте сохраним, сбережем в сердцах эту память.
Вера Терехова